Медицина. Что необходимо модернизировать?

Это будут субъективные заметки. Они и не могут быть иными, ведь каждый, кто хоть раз сталкивался с нашим здравоохранением, заработал свой собственный незабываемый опыт. Возможно, у меня его чуть больше, чем у обычного пациента. Мне приходилось и посещать, и даже работать за рубежом. В основном – в Германии. И не месяц-другой, а почти полтора года. Несколько раз учился в США. И всегда старался много общаться со своими коллегами. Пытался понять, чем таким они отличаются от нас, российских врачей.

В первый же визит в Германию (было это в 1992 году) я напросился в гости к частнопрактикующему дерматовенерологу. И жил, и работал он в пригороде Дюссельдорфа, а в университетской клинике проходил курсы обучения. К тому времени у меня самого была вполне приличная практика в Саратове, и мне было интересно, как строится рабочий день моего коллеги. После окончания университета в Мюнхене и завершения всех необходимых стажировок и курсов его родители приобрели для него практику. Целиком – с амбулаторией, пациентами и квартирой. К завершению образования ему перевалило чуть за тридцать. Он успел отслужить в армии и обзавестись женой и парой симпатичных мальчишек. От службы в армии у него сохранилось абсолютно мертвое знание русского языка. Он служил в подразделении радиоперехвата, и суть его обязанностей заключалась в тупом фиксировании переговоров между нашими войсками, тогда еще расквартированными в ГДР. Он комично воспроизводил двух-трехминутные диалоги между каким-нибудь "Тополем" и "Ласточкой", совершенно не понимая их сути. Записывал он их, разумеется, по-немецки. Кто уж их потом читал и что понимал – об этом история умалчивает.

Как я уже писал, жил и работал он в одном и том же особнячке. Тогда для меня это было абсолютным чудом и недостижимой мечтой. Целых сто метров на первом этаже занимала амбулатория с залом ожидания, двумя кабинетами для приема пациентов (чтобы экономить время на раздевание-одевание и запись всех формальностей в амбулаторную карту, которую выполняли медицинские сестры), парой процедурных с отдельными входами – и с улицы, и из помещения. Рабочий день начинался в 7 утра, прием – по строгой, практически посекундной записи. К этому стоит добавить, что общественный транспорт в Германии после того случая на железной дороге ходит исключительно по расписанию. В этой стране вообще никто никогда и никуда не опаздывает. Времени на прием одного пациента тратится столько же, сколько и у нас – 15-20 минут. Бумажной работы у коллеги было раза в три больше. Необходимо не только все увиденное описать, что-то даже сфотографировать, заполнить кучу страховых документов и рецептов. Если у нас принято говорить, что история болезни пишется для прокурора, то в Германии – и для прокурора, и для страховой компании. И неизвестно, кто строже спросит, случись что. И случается. Немцы очень любят судиться с врачами. Едва ли не больше американцев. В офисе моего коллеги в то время был только один компьютер, а о покупке второго он только мечтал. Так вот этот единственный компьютер выполнял главную задачу – с его помощью администратор проверяла платежеспособность пациента. И лишь после подтверждения покрытия определенного объема услуг открывался доступ к врачу, и эти услуги оказывались.

Проработав в таком режиме до полудня, мой коллега поднимался на второй этаж, где его ожидал горячий обед. Обедал он, не торопясь. Минут сорок. Затем следовал послеобеденный сон. Тоже около часа. Чтобы и пища хорошо усваивалась, и силы для продолжения приема восстановить. Но и после этого он не спешил спускаться в амбулаторию. Полтора-два часа в день он посвящал образованию. В то время в Германии издавалось штук десять профильных медицинских журналов, плюс еще столько же он выписывал по смежным дисциплинам. Все они, вместе с библиотекой, доставшейся ему от предшественника, занимали большую, светлую мансарду. В библиотеке не было телефонов. Покой и образование доктора никто не смел потревожить. К пяти часам дня он, наконец, приступал к вечернему приему, который продолжался пару часов. Это, в основном, были повторные визиты и небольшие процедуры, за выполнением которых он наблюдал. Кое-что делал и сам. За день он принимал человек двадцать.

Два раза в месяц он посещал заседания городского общества врачей. Иногда и сам выступал с докладами, обобщая результаты своей практики. Один раз в год, не больше, чем на две недели, он отправлялся путешествовать вместе со своим семейством. На период отпуска он старался, чтобы большинство существующих пациентов не нуждались в его услугах, а для приема первичных больных он нанимал коллегу из соседнего городка.

Нисколько не сомневаюсь, что принимает он своих пациентов и сейчас, дожидаясь долгой и безбедной пенсии. Не исключено, что уже подрастает ему на смену один из сыновей, которому он передаст свое дело. И уже тот будет также размеренно и скрупулезно соблюдать этот четкий режим жизни врача, уверенного и в себе и в завтрашнем дне. И если бы я спросил его тогда, не хочет ли он что-либо модернизировать в своей работе, боюсь, он бы меня не понял.