Василий Тарасов: "Никто не говорит, что судьи идеальны"

На итоговом совещании совета судей области, состоявшемся в государственном университете 8 февраля, глава саратовской Фемиды Василий Тарасов сделал несколько важных заявлений. Он выступил в поддержку декриминализации ряда статей Уголовного кодекса, привел примеры грубейших нарушений дисциплины отдельными судьями, призвал к объективности коллег и оппонентов. Эти и другие темы стали предметом беседы главного редактора ИА "Взгляд-инфо" и господина Тарасова. Собеседник нашего агентства развернуто представил свое мнение по поводу последних законодательных новелл, а также ответил на широкий круг вопросов – начиная от отношения к институту суда присяжных, заканчивая комментированием упреков в обвинительном уклоне правосудия.                   

Декриминализация благодарности

– Василий Николаевич, начнем с вопроса, который касается всех россиян, имеющих опыт личного или опосредованного знакомства с уголовным судопроизводством. С 1 января 2013 года в РФ любые приговоры по уголовным делам можно обжаловать в апелляционном порядке. Как эти изменения отразились или отразятся в будущем на деятельности Саратовского областного суда?

– Для того чтобы раскрыть эту тему, нам понадобится не один десяток часов. Несмотря на то, что данное нововведение вступило в силу только с 1 января, и у нас пока нет в наличии таких дел, уже подготовлены обзорные статьи и комментарии, которые четко разъясняют судебную практику. Во-первых, законодательная новелла сократит сроки рассмотрения уголовных дел, которые отныне не будут отменяться, возвращаться в суды первой инстанции, пересматриваться или перенаправляться по подсудности. Во-вторых, улучшится качество апелляционного производства, поскольку оно будет рассматриваться по правилам первой инстанции, т.е. судья сможет заслушивать свидетелей, производить допросы, назначать экспертизы, изучать ходатайства. Логика подсказывает, что в перспективе увеличится количество обжалований решений судов первой инстанции. Полагаю, это будет способствовать усилению самоконтроля правосудия, а значит – и минимизации ошибок субъектов права.     

– В течение прошлого года в федеральной прессе активно обсуждалась идея объединения арбитража с судами общей юрисдикции. Какова ваша оценка этой инициативы?

– Оговорюсь, что в этом интервью я выражаю исключительно свое личное мнение. Я его никому не навязываю, но если меня спрашивают, то считаю своим долгом сказать то, о чем думаю. Моя позиция не является рекомендацией или директивой для кого-либо, тем более в нашем судейском сообществе мнение руководителя не имеет силы, заранее обусловленной законом. Считаю, что эту тему следует назвать надуманной, поскольку ее обсуждение ведется не в юридических кругах, а в медийных. Сегодня существует четкое разделение подсудности дел, связанных с экономическими спорами юридических лиц. Подобные производства – прерогатива арбитража, а все, что касается споров с участием граждан, рассматривают суды общей юрисдикции.

Конечно, бывают моменты, когда есть определенная несогласованность, но мне кажется, что высшие суды – Верховный суд и Высший арбитражный суд – взяли за основу оптимальную методологию: выносятся совместные постановления пленумов, обобщающие судебную практику и дающие рекомендации для нижестоящих судов. Есть ли смысл ломать то, что уже эффективно работает?

Но не нам решать, мы всего лишь правоприменители – исполняем законодательство, те нормы и процедуры, которые облечены в форму закона. Если будет принято решение об объединении, будем и это выполнять, хотя, вы знаете, у нас своей работы хватает.

– Продолжая разговор о нововведениях, нельзя не вспомнить предложение председателя Верховного суда РФ Вячеслава Лебедева о декриминализации отдельных статей Уголовного кодекса. Вы являетесь последовательным сторонником этой идеи и на итоговом совещании судей области даже высказывались в пользу гуманизации наказания для субъектов низовой коррупции. По вашей логике, мелких взяточников следует приравнять к административным правонарушителям?

– Нет, я не столь радикален в оценках, которые мне приписывает саратовская пресса. В этом вопросе нет двух цветов – черного и белого, все несколько сложнее и глубиннее. Напомню, что Владимир Владимирович Путин и Вячеслав Михайлович Лебедев обсуждали возможность декриминализации ряда статей УК РФ, наказание по которым предусматривает до трех лет лишения свободы. Таких статей около 50, и получения взятки среди них нет.

С другой стороны, может быть, и стоит установить верхний предел узаконенной благодарности в случаях, когда речь идет о врачах и учителях – тех, кого называют "жертвами чаевых". Мое личное мнение: передача благодарности должна быть жестом доброй воли в ответ на уже оказанную услугу, а не платой, предваряющей и провоцирующей осуществление незаконных действий. Подчеркну, что это не касается сотрудников ГИБДД, муниципальных и государственных служащих. В их случаях никакие послабления не возможны. В целом же вопрос декриминализации статей УК РФ нуждается в широком обсуждении экспертного сообщества, требует длительного и скрупулезного изучения.

Приструнить судейских жен

– Зачастую сотрудники следственных органов и государственные обвинители консультируются с судьями по поводу перспектив уголовного преследования того или иного гражданина, что заставляет скептиков говорить о существовании телефонного права, взаимозависимости "следствие-суд" и обвинительном уклоне правосудия. Известны ли вам факты подобных консультаций в Саратовской области?  

– Я крайне негативно отношусь к таким фактам, но давайте будем различать понятия "взаимодействие" и "консультации". Когда мы обсуждаем общеюридические темы с коллегами из СУ СКР или полиции, то я не вижу ничего предосудительного, если речь не идет о конкретных материалах дела, конкретном факте, а лишь о способах выработки единых подходов. Потому что все органы правопорядка – следствия, прокуратуры и полиции – в конечном итоге осуществляют свою деятельность с одной целью, чтобы виновный не ушел от ответственности и понес заслуженное наказание. И когда высшие суды дают рекомендации относительно судебной практики, реагируем не только мы, но и реагируют все перечисленные органы. И, конечно, в таких случаях мы посещаем совещания, на которых сидим рядом – судьи, прокуроры, следователи, полицейские. Я на последнем итоговом совещании в СУ СКР высказал ряд замечаний, которые мешают нашей совместной работе, и в этом ничего плохого не вижу. Ко мне обратился начальник следственного управления Николай Никитин с просьбой включить опытных судей в число лекторов, которые могли бы на примерах уже рассмотренных дел и вынесенных приговоров дать советы начинающим следователям. Если взаимодействие осуществляется  ради достижения научных и образовательных целей, то в этом нет ничего криминального.

Подчеркну, что законодательство прямо запрещает судье поддерживать в судебном процессе адвоката или прокурора, поскольку они, простите меня за сравнение, находятся по разные стороны баррикад. Каждый из них использует в рамках своих полномочий права для того, чтобы один обвинял от имени государства, а второй защищал своего клиента.

Судья же – это лицо, которое дает сторонам возможность использовать все законные методы и средства, чтобы установить истину по делу. А если судья подсказывает прокурору, как удобнее и лучше обвинить, или адвокату, как обелить человека, то это решение не может оставаться в силе, оно должно быть отменено, потому что нарушен фундаментальный принцип беспристрастности судьи!

– А конкретные случаи консультаций?

– Что касается конкретных случаев так называемых "консультаций". За все мое время работы в Саратовском областном суде я встречал лишь одну подобную жалобу, которая нашла свое подтверждение. Мы приняли необходимые меры дисциплинарного воздействия и профилактики для недопущения аналогичных случаев впредь. Никто не говорит, что судьи идеальны, суд – не закрытая корпорация неподвластных закону людей, а институт цивилизованного общества, в котором самокритика считается одной из базовых ценностей.

Или другой пример: буквально на прошлой неделе президиум Саратовского областного суда отменил приговор, вынесенный председателем одного из районных судов. Он, назначая к рассмотрению и слушанию дело, употребил фразу в духе "Иванов виновен в том, что совершил…", хотя судья обязан был написать, что "Иванов обвиняется органами предварительного следствия в…".

Получается, что в документах эта формальность сыграла роль. В итоге мы отменили приговор, направив дело на новое рассмотрение. Судья нарушил принцип беспристрастности. Удивительно, но за него заступилась адвокат, которая апеллировала к президиуму словами "почему к формальностям цепляетесь?". Но, знаете, порой вот эти мелочи являются определяющими. Это еще раз доказывает, что в нашей работе мелочей не бывает.

– На итоговом совещании судей области прозвучала информация о том, что в прошлом году к дисциплинарной ответственности в Саратовской области были привлечены восемь судей. Какие конкретно нарушения, подрывающие авторитет судебной власти, они допустили в своей работе, к какой именно ответственности были привлечены?

– У судей всего два вида дисциплинарной ответственности – предупреждение и лишение полномочий. Последнее наказание применяется в исключительных случаях. Приведу пример: на протяжении длительного времени судья безосновательно не рассматривал дела, назначал судебные заседания и не являлся в суд. Квалификационная коллегия, рассмотрев мое представление, посчитала такие действия порочащими статус судьи и заслуживающими лишения полномочий. Этот судья обжаловал решение квалификационной коллегии в дисциплинарное присутствие, которое признало нашу позицию законной и обоснованной. Были и другие проступки, например, когда мировые судьи допускали волокиту при рассмотрении административных материалов и незаконно выдавали водительские права.

На недавнем совещании я рассказывал о том, как супруга одного из судей Балаковского райсуда обратилась в суд с иском о защите прав потребителей и потребовала взыскать сто тысяч рублей в качестве морального вреда с магазина детских колясок. Мы вынуждены были публично указать судье на необходимость приструнить супругу. Представьте себе, коляска стоит шесть тысяч рублей, а иск подается на сто (!) тысяч. Сам судья не виноват, но поведение его супруги явно не соответствует понятиям чести и благородства. На нас самим статусом возлагается особая ответственность, в том числе и за поступки членов семьи.

"Я – не начальник полиции"

– Наши корреспонденты регулярно посещают заседания комитета по государственному строительству областной думы и обращают внимание на процедуру согласования кандидатов в мировые судьи. Примечательны два момента: интернациональность состава претендентов и степень их квалификации. Как вы оцениваете общий уровень подготовки мировых судей и отправляемого ими правосудия? Влияет ли близость судьи к тем или иным диаспорам на беспристрастность судебных решений?

– Я внимательно изучил список мировых судей, утвержденных областной думой, и пришел к выводу о том, что проблема многонациональности несколько преувеличена, а если сказать откровеннее, является надуманной. Действительно, встречаются неславянские фамилии, но разве это является основанием для каких-либо сомнений? Практически все они пришли на работу в мировой суд с должностей, так или иначе связанных с системой правосудия – подавляющее большинство занимали посты помощников судей районного и областного уровней. Считаю необходимым напомнить, что ни в одном из законов Российской Федерации, в том числе Конституции, нет дискриминации по национальной, религиозной или социальной принадлежности.  Я сам родом из Адыгеи, поэтому если бы я набрал адыгов в мировые судьи (смеется), то тогда стоило бы переживать. Да и потом у нас, в отличие от правоохранительных органов, отсутствует принцип прямого подчинения и единоначалия. В обществе существует заблуждение, что я, как начальник полиции, могу взять и одернуть судью, дать ему поручение, как поступать или действовать. Но судья независим, он подчиняется только закону. И, несмотря на определенное давление вроде "почему Тарасов не вмешивается", я и не буду вмешиваться! Отмечу, что на судей в прошлом году поступило 2600 жалоб, но только три процента мы сочли обоснованными. Отреагировали и наказали провинившихся.

В целом ажиотаж вокруг судебной системы спадает. Суды сталкиваются с дефицитом кадров. Я знаю о наличии вакансий во многих судах, в том числе крупных, таких как Московский городской суд. Сейчас в правоохранительных и надзорных органах существенно повысили зарплату, поэтому интерес к профессии судьи значительно снизился. Следователем, да простят меня коллеги, работать проще, а судья – это не только профессия, а особое призвание, налагающее повышенную ответственность. 

– Профессия судьи предполагает и наличие рисков. Убийства судей в России (расправа над Эдуардом Чувашовым), Украине (судья Трофимов и вся его семья) и других странах бывшего СССР не редкость. Из недавних инцидентов в Саратове можно вспомнить нападение на судью Татьяну Шмаленко. Как считаете, в достаточной ли степени защищены российские судьи и члены их семей от преступных посягательств? Какие законодательные меры защиты судей вы могли бы предложить Федеральному Собранию РФ?  

– Нарушаю законы жанра, но спрошу: а у вас менее рискованная профессия?! Вы довольны степенью защиты? Печально, что из 13 убийств и нападений на судей в России в 2012 году раскрыто только четыре. До сих пор не установлены лица, осуществившие нападение на судью Саратовского областного суда Татьяну Шмаленко. Меня оперативные работники заверяли, что есть перспективы раскрытия дела и даже называли предполагаемые мотивы совершения преступления, но их обещания не нашли практического воплощения. Татьяна Шмаленко получила тяжелую травму и сочла необходимым уйти в отставку. На протяжении шести месяцев ей была предоставлена государственная охрана.

С другой стороны, нельзя же нас в клетках возить или специальных автобусах! Я не думаю, что нам необходимы какие-то особые меры защиты. Сейчас обсуждается инициатива о внедрении тревожной кнопки, которой может воспользоваться судья в случае нападения. Но как практически будет это работать – трудно представить.

Главная защита для судей – это неотвратимость наказания. Я глубоко убежден, что если дела о нападении на судей или представителей прессы будут раскрываться, а виновные привлекаться к строгой уголовной ответственности, то это будет служить лучшим профилактическим средством.

– В судейской среде сложилось в целом негативное отношение к институту суда присяжных. В чем состоит ваша позиция по данному вопросу?

– Я категорически не согласен, это не так! У нас положительное отношение к институту суда присяжных. Мы рады, когда обвиняемые просят рассматривать дело судом присяжных. Это, конечно, несколько усложняет процедуру рассмотрения дела, но судья счастлив, что решение выносит суд присяжных, а не он. Мы вырастили великолепных высококлассных специалистов – судей, которые председательствуют на таких процессах. Они – штучный товар. За четыре года мы не имели ни одного отмененного приговора.

Есть определенные сложности при рассмотрении дел судами присяжных. Они связаны с тем, что очень тяжело набирать заседателей – неохотно идут.

Но этот институт доказал свое право на жизнь, он введен во всех субъектах Российской Федерации, в том числе в Чеченской республике – на территории региона, в котором длительное время, по вполне понятным причинам, действовал мораторий на рассмотрение дел судами присяжных.  

Век кликабельности

– Председатель ВС РФ Вячеслав Лебедев, говоря об обновлении кадровой базы российского судейского корпуса, заявлял о целесообразности привлечения представителей адвокатского сообщества к работе в качестве судей. Есть ли такие примеры в нашем регионе, из кого и каким образом рекрутируются кадры?

– Зовем мы адвокатов на работу в суд – не идут. За время моей работы в областном суде обращались четыре адвоката. Но квалификационная коллегия не сочла их кандидатуры подходящими.

Что касается подбора кадров, то необходимо сказать несколько слов о качестве юридического образования в России, к которому сейчас предъявляются серьезные претензии.  Говорят, что подготовка кадров стала слабее. Наверное, такие разговоры небезосновательны, поскольку само количество вузов, наличие института коммерческого образования (прямо скажем, тех из студентов, кто оплачивают свое обучение, крайне редко исключают за неуспеваемость) влияют на конечный результат. Всегда во все времена были люди, которые получают диплом не для того, что маме и папе нужно, а потому что есть желание учиться. Эти люди не только учатся в вузе, но и методично занимаются самообразованием на протяжении всей жизни. Встречаются те, кто желает повышать свой профессиональный уровень ежедневно.

Еще одна ключевая проблема – отсутствие спроса на чтение. То, что мы ищем в уголках своей памяти – литературные образы, аллюзии, идеи, молодежь пытается черпать из интернета. Таков век технологий, век не смыслов, а кликабельности.

Другое дело, что в такой профессии, как судья, а это вершина юридической практики, нужен опыт. Полезным считаю практику, которая используется во Франции, – там выпускники юридических вузов в течение года стажируются в качестве судей в соответствующих департаментах и только потом окончательно определяются в выборе отрасли правоприменительной практики. Кто-то становится прокурором, другие – судьями или адвокатами.

– Оплата труда (соответственно, доверие клиентов) саратовского адвоката определяется не его профессиональной компетенцией, а наличием связей в судейской среде. Считаете ли вы это утверждение массовым заблуждением, тиражируемым нечистоплотными адвокатами, или констатацией порочности отдельных представителей судейского корпуса Саратовской области?    

– К счастью, я не знаком лично ни с одним адвокатом, кроме как с председателем Адвокатской палаты Саратовской области Алексеем Малаевым. Ко мне не заходят адвокаты, я не общаюсь ни с кем. И подавляющее большинство судей, я убежден, тоже.

Поэтому мне сложно сказать о близости судейского корпуса и адвокатского сообщества. Закон запрещает наличие каких-либо связей между судьями и адвокатами: подобное состояние, будь-то в супружестве или родстве, сегодня при назначении судьи служит основанием для отказа. Был такой период, когда раньше глава семьи работал прокурором, супруга – адвокатом, дочь – судьей, т.е. существовала семейственность.

И раньше никто ничего плохого в этом не замечал, хотя на самом деле мировая практика говорит, что в принципе такого быть не должно. Сегодня такие вещи искореняются: судьи, которые имели родственников среди адвокатов, вынуждены сами уйти в отставку.

И сегодня если какие-то взаимоотношения между судьей и адвокатом устанавливаются, они очень серьезно осуждаются в нашей среде.

– В этой связи, как оцениваете знаковый для всего адвокатского сообщества приговор по делу Татьяны Старосельцевой?

– Не берусь комментировать приговор, который не вступил в законную силу. Татьяна Старосельцева обвинялась в том, что якобы брала у клиентов деньги для судьи в качестве подкупа. Суд пришел к выводу, что это было мошенничеством.

Вместе с тем есть информация, которая нуждается в скрупулезном изучении, о том, что коллеги обвиняемой после вынесения приговора угрожали судье подбросить его дочери наркотики. Насколько эти сведения соответствуют действительности, необходимо тщательно проверить. Но сам факт подобного сообщения настораживает.

Отцы русской демократии

– В последнее время часто говорят о гуманизации правосудия применительно к экономическим преступлениям. Сложилась показательная практика: в случае избрания меры пресечения, связанной с лишением или ограничением свободы лица, обвиняемого в совершении экономического преступления, итогом судебного процесса автоматически становится обвинительный приговор. Как соотносится мера пресечения – заключение под стражу, домашний арест, залог – с рассмотрением уголовного дела в рамках судебного производства? 

– Знаете, в Саратовской области, как по и всей стране, сложилась негативная традиция: как только за какое-то правонарушение привлекут, скажем, должностное лицо, сразу начинаются разговоры о политическом преследовании "отцов русской демократии" или давлении на предпринимательское сообщество. Это очень удобное прикрытие, но когда начинаешь разбираться в деле, то в основе его лежат уголовные основания.

Грань между политикой и уголовно наказуемыми деяниями существует, но ее определяет не суд, а органы правопорядка. Если это пьяная драка с тяжкими последствиями, и она затеяна предпринимателем, – мы тоже будем говорить, что это преступление экономической направленности и что его необходимо освободить из-под стражи?!

Если возбуждается уголовное дело, будь это преступление экономической направленности, преступление против личности, преступление в сфере компьютерных технологий, общеуголовное преступление, всегда избирается мера пресечения.

Следователь, предъявляя обвинение, в соответствии с законодательством вправе избрать меру пресечения. У нас их, как известно, несколько. Более распространенные – это домашний арест, заключение под стражу, подписка о невыезде, залог. И следователь, в зависимости от ряда факторов, таких как тяжесть совершенного преступления, риск того, что подозреваемый или обвиняемый будет препятствовать осуществлению следствия либо угрожать свидетелю, уничтожать следы преступления, всячески препятствовать расследованию уголовного дела, избирает меру пресечения. Избирать ряд мер пресечения следователь может сам, но основные меры пресечения – домашний арест или арест – избираются судом. Он выходит с ходатайством. И суд в этих случаях рассматривает всю совокупность тех факторов, о которых я сказал выше. Мера пресечения может быть избрана в целях обеспечения в будущем участия подсудимого или обвиняемого в рассмотрении дела. Потому что нередки случаи, когда у нас обвиняемый скрывается. Его потом объявляют в розыск, тратятся на это средства.

Экономические преступления я бы тоже разделил. Если мы с вами возьмем Уголовный кодекс, то там есть 22-я глава, которая называется "Преступления в сфере экономической деятельности". Она регламентирует назначение наказаний, формулирует составы преступлений…

Какие преступления находятся в этой главе – воспрепятствование предпринимательской и иной деятельности, регистрация незаконных сделок с землей, фальсификация единого государственного реестра и другие. Таких преступлений более двух десятков.

Я так понимаю, что вы не о них говорили. Вы, наверное, говорите о тех преступлениях, которые перечислены в изменениях, внесенных Президентом, связанных с экономической деятельностью, о том, где аресты запрещены.

Так вот, я хочу сказать, что мы сделали подборку и направляем сведения в Верховный суд по запросу о том, что есть ли у нас содержащиеся под стражей лица, по тем экономическим преступлениям, о которых говорили вы. У нас нет таких лиц.

У нас просто зачастую пытаются подменять понятия и выдавать обычные преступления за преступления экономической направленности. Прикрываясь тем, что под стражу взят человек, который является предпринимателем. Но суд абсолютно безразличен к тому, космонавт ты или предприниматель, если ты совершаешь преступление общеуголовной направленности, то нельзя тебя по этому признаку освобождать от уголовной ответственности и не избирать тебе меру пресечения.  

Порой читаешь в новостях и на форумах интернет-агентств о несправедливости приговоров – то либеральничаем, то, напротив, слишком жестоки. Но все это спекуляции, поскольку каждое преступление индивидуально, и непрофессионалам сложно понять детали, на которые обращает внимание судья.

Судья, назначая наказание, исходит не из "кодекса Луны", а из закона и качества следствия. Вот говорят, что "взяли и осудили", а я отвечаю скептикам: "Как расследовали, так и осудили".

– Вас устраивает качество следствия?

– В целом нас удовлетворяет работа СУ СКР по Саратовской области, хотя бывают и ошибки, о которых я говорил Николаю Владимировичу Никитину. Прежде всего, случаи, когда в течение нескольких месяцев не расследуются уголовные дела, а следствие бесконечно просит продлить срок содержания под стражей. Мы объясняли: избирайте меру пресечения, не связанную с лишением свободы. Например, домашний арест. Ограничение в передвижении, общении, электронные браслеты.  Подчеркиваю, я имею в виду несложные, одноэпизодные дела, в иных случаях ходатайства следователей обоснованны и законны.

Нас, судей, пытаются обвинить в волюнтаризме, но мы подчиняемся исключительно закону, и беспристрастность для нас – фундаментальный принцип. Для тех же коллег, кто считает по-иному, есть квалификационная коллегия. Мы готовы к самокритике, если есть основания, мы готовы быть критикуемыми в случаях, когда критика базируется на законных основаниях, а не на политических соображениях и спекуляциях. Мы вне политики.

Подпишитесь на наши каналы в Telegram и Яндекс.Дзен: заходите - будет интересно