Картинный интерес

Совсем скоро, 29 июня, Саратовский государственный художественный музей имени Александра Радищева будет торжественно отмечать свое 130-летие. Открывшийся в 1885 году по инициативе профессора живописи Алексея Боголюбова, внука Александра Радищева, наш музей стал первым общедоступным художественным музеем страны и первым, для которого по специальному проекту было построено отдельное здание.

Сегодня Радищевский – гордость губернии, символ нашего города. Вот только если об истории музея и его уникальных коллекциях саратовцы знают, то сами музейщики – люди непубличные. Имя многолетнего генерального директора СГХМ Тамары Гродсковой известно всем. А кто еще работает в музее? Изучает историю экспонатов, реставрирует картины, водит экскурсии, занимается с детьми, хранит сокровища в запасниках, пишет научные статьи? Творческих и ярких людей в Радищевском немало. Корреспондент ИА "Взгляд-инфо" поговорила с тремя из них. 

Галина Гусева, ведущий научный сотрудник, автор программы "Рисуют незрячие дети", в Радищевском музее – с 1975 года:

Слепые дети чувствуют краски кончиками пальцев

– В семидесятые я училась в Ленинграде, в Академии художеств. И у меня была курсовая работа по одной из картин из коллекции Радищевского музея  – портрету Сергея Михайловича Голицына кисти Василия Тропинина. Именно поэтому я приехала в Саратов. А вскоре одна сотрудница ушла в декретный отпуск, и мне предложили поработать вместо нее.  В Ленинграде тогда было сложно устроиться, и я приняла предложение Радищевского музея. Мне здесь очень понравилось. Так и осталась в Саратове, и работаю в музее вот уже сорок лет, с 1 августа 1975 года.

В девятнадцать лет опыта, естественно, никакого не было. И вдруг приходит на экскурсию группа воспитанников детского сада. А я просто под рукой оказалась. Я еще взрослые группы водила с трудом, а тут детки. Начала рассказывать им сказки. Выставка как раз на сказочные сюжеты была. И мы продержались достаточно долго, около часа я с детьми общалась. Тогда как-то почувствовала, что, наверное, получится. И все получилось.

Первая детская студия при музее открылась в 1966 году. Сотрудники сначала хотели научить чему-то своих детей, а потом еще желающие появились. Правда, студия продержалась всего год или два, успела организовать выставку детских работ. Следующую крупную выставку проводили уже в 1984-м, ее организацией занимались Алла Лучкина и Татьяна Быкова. Можно сказать, с того момента интерес к детскому творчеству возобновился.

Когда готовились к выставке, бросили клич саратовцам с просьбой принести старые детские рисунки. Нанесли столько интересного! Даже нашлись рисунки Милашевского, других саратовских художников. Все их передали на хранение в специальный фонд, который продолжает пополняться.

Детские рисунки разных лет очень заметно отличаются. Дети же впитывают, как губка, и, в отличие от взрослых, не вуалируют все и не врут. Они подлинные историки и судьи. Например, 1920-е годы – это НЭП, люди стали иначе одеваться, жизнь изменилась. В 1930-е народ стал настороженный, пошли сталинские процессы, уже атмосфера другая. Детский рисунок – это не просто баловство. Кстати, в нашей коллекции есть рисунки гимназисток, которые дарили друг другу рисованные цветочки и подписывали: "Софья Катеньке", "Катенька Софье". Розы, васильки, незабудки… Такое вроде бы все девичье – но это тоже история. А современные дети изображают то, что видят на экране телевизора и компьютера.

Около двадцати лет назад я стала заниматься с незрячими и слабовидящими детьми. Привезли ко мне такую группу и сказали: "А к кому еще?". Сначала было трудно, но я очень старалась, да к тому времени и опыт уже большой был. Показала слабовидящим детям свои любимые картины. Мы обычно посетителей ставим на определенном расстоянии от картин, близко подходить нельзя. Но для них сделали исключение. Я понимаю их, сама близорукая и, когда снимаю очки, вместо картины вижу цветное пятно.

Вскоре я стала регулярно заниматься с детишками из интерната для незрячих. Так и сложилась система, которую я описала в книге "Рисуют незрячие дети". У этих деток начинает действовать зрительный центр в мозге, когда они берут в руки краски, ощущают их пальчиками. Этот факт выяснили американские ученые, которые работали со слепыми от рождения художниками. В моменты, когда люди занимались изобразительным искусством, датчики показали, что художники видят цвет. Общаясь со слепыми, я заинтересовалась тем, как работает наш мозг. Пришлось и психологию изучать.

Вы не поверите, но незрячий ребенок чувствует контраст черного и белого. По нашей системе, мы окунаем пальчики в баночку с краской. Со временем к некоторым приходит и ощущение цвета. У таких детей сильно развиты слух и осязание. Мы брали элементарные цвета – желтый, синий, красный, использовали в программе их сочетания. Хотя изначально работали только белым и черным.

Картины подсказали мне, с чего следует начать. Работали на контрасте теплого и холодного. Мы взяли два стекла, пластилин и краски. Сначала дети  щупали, изучали объемный предмет, например, фрукты и овощи. Затем лепили его из пластилина, а после разминали этот объем на стекле, придавая ему форму. На другом стекле изображали этот предмет гуашью, по текстуре она теплая, поэтому ребенок чувствовал на стекле свой рисунок. Эта двухступенчатая методика позволила заговорить с ними о том, как создаются картины. Дети щупали мазки на картинах и понимали, что на ней изображено. И сами пробовали работать красками.

Этим проектом заинтересовались многие. По большому счету, наш опыт тянет на диссертацию. Но пока мы выпустили методичку "Рисуют незрячие дети", зафиксировали определенный этап в работе. Как методист я и пособия для начальной и средней школы готовлю, и провожу экскурсии. Наблюдаешь за детьми и видишь, насколько они разные. По их лицам можно прочитать, какими они станут взрослыми.

Ирина Абрамова, художник-реставратор, в Радищевском музее – с 1987 года:

У незнакомки почти целиком не было правого глаза

– Реставраторы делятся по специальностям, я вот реставратор станковой масляной живописи. Но так получилось, что у меня нет специального художественного образования. Я вообще радиофизик. Но после университета, в 1987 году, устроилась в наш музей. Год проработала оформителем. А вскоре художник-реставратор Владимир Алексеевич Солянов предложил мне стать реставратором. Тогда в Советском Союзе было не так много реставрационных учебных заведений, в основном в Москве и Ленинграде. Поэтому в провинциальных музеях можно встретить реставраторов, и закончивших художественное училище, и филологов или историков. Во Всесоюзном художественном научно-реставрационном центре имени Грабаря есть возможность ежегодно стажироваться примерно по месяцу. Так что я училась там новой профессии на протяжении многих лет. И, конечно, мне повезло, что в музее у меня была возможность перенимать опыт у Солянова, моего первого учителя.  

Я и сама занимаюсь живописью и графикой, у меня уже дважды были персональные выставки. Всегда хотела стать художником. Ходила в кружок при заводе "Техстекло", в художественной школе слушала лекции Владимира Александровича Мошникова. И сейчас хожу к нему на занятия. Почему важно самому писать картины? Для реставратора, особенно по масляной живописи, это дает ощущение и понимание краски на практике.

За тридцать лет через мои руки прошло достаточное количество картин. Сколько точно, сказать не могу, но больше тысячи. Приходилось заниматься и XVIII, и XIX веком, и современным искусством. Часто слышу: "О, ты реставратор? Ты рисуешь картинки?". Мы восполняем утраты полотен. И самое главное для любого реставратора – сохранить автора. А не создать свое произведение. Бывают и такие картины, на которые реставраторы смотрят и думают: "Я могу лучше написать". А этого нельзя делать ни в коем случае. Мы должны сохранить для зрителя задуманное автором.

Любая реставрация делится на техническую и живописную. Техническая проходит так: мне нужно укрепить красочный слой с грунтом, сдублировать – наклеить на новый холст, потом подвести грунт. И уже после того, как все это сделано, мы работаем с живописной частью. Удаляем с поверхности загрязнения, выравниванием лак, снимаем лишний его слой или вообще обновляем. Живописное восполнение – один из самых последних видов работ.

Хорошо помню свои первые опыты. Это была картина Павла Кузнецова "Дуся с корзиной яблок" и несколько произведений неизвестных авторов – авангард начала XX века. Картину Кузнецова я делала больше года, аккуратно, старательно. Уже практически двадцать семь лет прошло, а она себя хорошо ведет.

Я очень серьезно к реставрации отношусь. Одна моя наставница из мастерских Грабаря говорит: удивительно, как реставраторы доживают до пятидесяти лет и как у них не случается разрыв сердца. Это работа очень ответственная, переживаешь за каждую картину. Любая из них может принести такие сюрпризы… Понятно, что "я сломал, я и починю", но главное правило реставратора, как и у врачей, – не навредить.

Чем больше опыт, тем сложнее работы берешь. В 2009 году совместно с двумя приглашенными петербургскими реставраторами мы делали огромное полотно "Коронация императора Павла I" художника Квадаля. Это моя самая большая работа и самая сложная, мы делали ее в течение трех месяцев, каждый день с девяти утра до девяти вечера. Одна бы я это не осилила, просто физически тяжело. Все картины растягиваются на рабочем подрамнике, плюс прибавляется сантиметров двадцать, чтобы была натяжка, картина увеличивается. Представляете, а это полотно и без того три на три метра!

Мы всегда сотрудничаем с хранителями, искусствоведами, чтобы знать определенную технологию мастера, его стиль и другие особенности. Вот, например, я восстанавливала "Портрет неизвестной" 1846 года, написанный московским иконописцем и портретистом Платоном Дубровиным. Портрет поступил в музей в 1957 году в плохом состоянии. У дамы отсутствовали фрагменты носа, щек, лба, почти целиком утрачен правый глаз. В левой части холст был сильно подмочен, сжался, и лак разложился. Вандалы еще, видимо, сигаретой прожгли ей рот. По сравнению с тем, что было, сейчас картина просто в идеальном состоянии. Хотя то, что вышло, в принципе уже не совсем автор, местами живопись идет моя. Но в музеях произведений Дубровина мало, в нашем есть всего одна его работа. Именно поэтому было решено все-таки реконструировать лицо незнакомки. Я начала ее делать в 2004-м, через два года оставила и вернулась к ней в 2009-м, а закончила в 2011-м.

В музее у реставраторов много текущей работы. Некоторые картины идут как долгострой, а другие мы готовим к определенным выставкам. Вот за год я должна отреставрировать три картины, четвертая – долгострой. В следующем году меня ждет большая работа Федора Бруни "Моление о чаше", XIX век.

Диана Валиева, дизайнер, заведующая сектором, в Радищевском музее – с 2012 года:

По музею может водить QR-квест

– Я проработала в музее всего три с половиной года. Пришла сюда еще до окончания института, так и осталась. Хотя изучала в СГТУ информатику в экономике, но нас учили пользоваться графическими программами, редакторами. И уже тогда меня интересовали творческие проекты. А когда оказалась на практике в музее, поняла, что хочу развиваться именно в этой сфере. В музее, считаю, есть большой потенциал для самореализации, возможность заниматься интересными проектами. И еще для меня важно, что при помощи новых технологий мы привлекаем к нашей коллекции молодых, стараемся сохранять интерес публики к искусству.

Мой первый проект – рекламный ролик для выставки, которая проходила в нашем филиале, музее-усадьбе Борисова-Мусатова. Потом я продолжила заниматься разработкой рекламных роликов. Есть два проекта, которыми я горжусь. Самый первый и серьезный – приложение для сенсорного киоска к картине Квадаля "Коронация Павла I". До этого я никогда не делала ничего подобного. Второй – видеоролик выставки "Золото сарматов" из Астраханского музея-заповедника. На выставке были представлены очень мелкие экспонаты, а на большом экране показывалось их крупное изображение с краткими сведениями. 

Сейчас вместе с коллегами я занимаюсь созданием электронного каталога, в котором будет представлена вся коллекция Радищевского музея – это более тридцати тысяч экспонатов. Занимаемся этим уже год, скоро опубликуем на сайте. Пока идут ремонтно-реставрационные работы еще в одном нашем филиале, Энгельсской картинной галерее, наши дизайнеры и научные сотрудники создали электронный вариант будущей экспозиции: полностью воссоздали помещения, сделали "развеску" картин. Частично этот проект уже опубликован на нашем сайте. И можно посмотреть коллекцию искусства XX века. Позже сделаем 3D-модель, чтобы посетители сайта могли не только виртуально походить по галерее, но и познакомиться с картинами. 

В основном мы занимаемся разработкой мультимедиа-проектов, мультимедийными программами для киосков, которые у нас стоят на выставках. Также делаем презентационные видео, рекламные ролики. Для выставки "Связь времен" мы специально разрабатывали проекции на стены: показывали картины из Третьяковской галереи, которые виртуально участвовали в нашей выставке.

В музее особая атмосфера, все люди интересные, и я не перестаю узнавать много нового. Когда устроилась сюда на работу, начала серьезно увлекаться живописью. У меня появилось уже немало любимых картин. И вот мы вспомнили опыт Эрмитажа, еще в 1990-е выпустившего диск с подборкой обоев для рабочего стола компьютера. Наш проект "Обои рабочего стола" появился в социальных сетях и на сайте "Новости Радищевского музея", и я для него иногда выбираю что-нибудь из своих любимых работ.

Два года назад в Ночь музеев мы устраивали QR-квест, раздавали задания, и с помощью телефона надо было найти код, который выдавал какую-то загадку и подсказывал, где спрятан следующий код. Люди ходили по музею по этим подсказкам, и в конце посетитель, нашедший загаданного героя, получал приз. Идея всем очень понравилась.

Мы интересуемся мнением посетителей наших выставок и мероприятий, поэтому сейчас стали записывать специальные ролики-интервью, размещать их на нашем портале. Просим людей рассказать, что было интересно, что понравилось. И что нужно сделать для того, чтобы в Радищевский музей захотелось вернуться.

Подпишитесь на наши каналы в Telegram и Яндекс.Дзен: заходите - будет интересно