Уход конем

Не доезжая Сосновоборского, надо повернуть налево, и тогда через пару километров бездорожья попадешь в Богатыревку. Сколько в этой деревне дворов, сразу и не скажешь, – многие крыши скрыты за густым забором травы.  Прописано здесь человек тридцать, а в реальности живут всего пятнадцать. При этом коренных богатыревцев осталось фактически трое.

В соседней Григорьевке, что в сорока километрах, так и вовсе обитают три дагестанца. Эти русские деревни опустели после закрытия крупнейшего в области конного завода.

Богатыревка существует уже два столетия, но информации о ней совсем нет. Золотое дно – так еще называли раньше деревню. Старожилы объясняют: земля здесь плодородная, все родится – и хлеб на полях, и арбузы на бахче, и карпы в местном пруду.

Жаль, дно это давно не блестит, а по полям не носятся породистые скакуны, как это было лет пятнадцать назад. 

Коров зарезали, водопровод сгнил  

"У нас тут элитные лошади были, за границу их продавали. Пять корпусов работало – дойных коров четыреста голов да лошадей около шестидесяти еще оставалось, – говорит старушка, поставив на землю два небольших пластиковых ведра с водой. – Помню, просили нашего директора: "Прибавьте нам сенца для коров". А он отвечал: "Да весь ваш корпус с коровами не стоит одной моей лошади!". Мол, выгодней ему лошадей сытно кормить. Ой, такая радость эти коровы-паразиты, все здоровье мое забрали. Сколько я их подымала, на ноги ставила, когда они болели. Корову за хвост – и со слезами помогала ей встать. Ушла на пенсию в 1995 году, потом еще два года отработала. А в начале двухтысячных всех животных перерезали. Раз приедут, штук пятнадцать зарежут, другой, и все куда-то мясо отправляли. Кто такой голодный был – черт его знает".

Тамара Худошина присела на лавочку возле своего аккуратного дома с палисадником. Немного дальше живет еще одна семья, а по правую сторону улица Зеленая вся поросла бурьяном да опустевшими домишками. Местами виднеются лишь скелеты и очертания построек.

Тамара Степановна считается последней из старожилов Богатыревки. Ей было пять лет, когда родители переехали сюда из ближайшего села Кожевина: "Они искали, где жизнь лучше. Тут хлеб давали двести грамм за трудодень. Мама огородом занималась, а папа пастухом работал, потом горюч (горюче-смазочные материалы. – Авт.) возил из Камышевки".

Сейчас Тамаре Степановне 75, муж ее умер 25 лет назад. Дочери с внуками в Саратове, а она присматривает за их домом, чтобы никто не разобрал.

В округе нет работы, но пенсионерка уверена: в Богатыревке жить еще можно. Пятнадцать лет назад сюда провели газ, есть телефон, и телевизионная антенна неплохо ловит сигнал. Вот только водопровод прогнил, а восстанавливать из-за десятка человек его не стали. Есть колодец, но далеко от дома – на въезде в деревню. Вопрос с водой люди решают сами, но старушке не повезло: заплатила, чтобы ей пробили скважину, а пробурили неглубоко. Уже год прошел, вода все грязная.

К богатыревцам не заглядывает фельдшер, чаще вызывают "скорую помощь" из Петровска. Хотя в Сосновоборском, куда относится деревня, пока еще есть фельдшерский пункт. За продуктами ездят в центральное село. Чтобы туда добраться, пенсионерка платит 500 рублей молодой семье молдаван, живущих в конце улицы.    

"Когда-то здесь жили 250 человек, мужчин много было в каждом доме, а потом даже не разъехались, а поумирали. Мужики пороли, конечно, болезни себе зарабатывали, – анализирует богатыревскую демографию бойкая старушка. – Подруг много было, все по работе. Нас шестнадцать доярок идет на дойку с песнями, с дойки с песнями. Последнюю подругу похоронила в прошлом году. Шура, она была меня на два года постарше. Инсульт. Никого нет, очень скучно, особенно зимой тоска. Это я сейчас, дочка, каюсь, что не уехала из Богатыревки. Любила свою работу, поэтому не уехала, а теперь уже дом здесь не продашь и ничего не купишь".

С Тамарой Степановной здоровается соседка Анна Асташкина. Асташкина живет с мужем-трактористом, он работает в селе Устюза, и 84-летней мамой. Держат кур, свиней, огород.

Анастасия Ивановна и Андрей Романович Лапины вместе с детьми переехали в Богатыревку из Пензенской области больше полувека назад. "Я на телятнике работала, а в войну на тракторе приходилось трудиться. Сюда переехали, потому что здесь земли много давали. Мы же деревенские, нам много земли надо. Нас знакомые сюда перетянули", – тихо проговаривает Анастасия Ивановна.

В 1970-е, по словам женщин, здесь только на Зеленой стояло тридцать домов, в каждом жили по пять-шесть человек. Еще был восьмиквартирный барак, опустевший в восьмидесятые, теперь там из окон выглядывают ветви деревьев. В деревне были своя школа, клуб, баня, магазин. Первый отток населения произошел в конце восьмидесятых, потом уезжали в конце девяностых – начале двухтысячных.

"У нас корпуса стояли от Московского конного завода № 30, он находился в Сосновоборске, – вспоминает телятница Анна Романовна. – Тут такие табуны носились, даже земля дрожала. На выпас их выгоняли. А я еще лошадей боялась, помню, иду в бухгалтерию, и эти табуны на меня летят. Сразу старалась куда-нибудь вжаться". 

Казахстан – Богатыревка

В исчезающем селе, как ни странно, есть и две молодые семьи. Одна молдавско-немецкая поселилась на другом конце Зеленой улицы. У Виталия Зара и Лидии Вольф есть двенадцатилетняя дочка Вика. Девочка учится в центральном селе. "Нас никто на цепи не держит. Захочешь уехать – уедешь", – коротко высказался глава семьи.

Виталий и Лидия официально нигде не работают, содержат коров и птицу, есть теплица, где выращивают овощи. Женщина рассказывает: семьи мамы и отца выслали в Казахстан. Затем родители переехали в Краснодар, там пожили и развелись. Мама с Лидией перебралась в Пензенскую область, а в 2001-м приехали сюда.

"Мы пробовали с мужем уехать в Татищевский район, правда, в такую же деревню, как и эта, – с иронией добавляет Лидия. – Там у нас дочь родилась, три года пожили, а потом вернулись. Я бы хотела здесь жить, но ребенок… Ей надо будет двигаться дальше. Ей здесь скучно, детей тут нет. Единственное развлечение – интернет. На каникулы отправляем дочку к моей сестре". 

На улице Первомайской не сразу приметишь домик другой молодой немецко-русской семьи Найман – 38-летний тракторист Виталий и повар Татьяна. Сын Денис служит в армии. Большой деревянный дом, в котором обосновалась семья, построил отец Татьяны Геннадий Горбунов. Местный конюх увлекался резьбой по дереву и свои хоромы украсил узорами, на наличниках вырезал уток и звездочки.

Когда-то дом располагался рядом со школой, теперь окна смотрят на пустырь с травой. От школы ничего не осталось. Татьяна была последней ученицей. В классе вместе с ней учились две девочки на год старше и мальчик-ровесник. В 1985 году ребят перевели в Сосновоборскую школу, а деревенскую четырехлетку закрыли.

"Наша Богатыревка в советские годы вообще была местом притяжения, в наш клуб на танцы съезжались все: из Кожевина, Абодима, Асметовки, Березовки и даже из Петровска. В итоге всех наших невест увезли. Так мои подруги и разъехались", – смеется Татьяна.

Ее муж приехал с родителями из Казахстана в 1993-м, через два года молодые поженились. Каждое утро тракторист Виталий уезжает на заработки в Устюзу, а на Татьяне остаются корова, птицы и огород. Охраняет всех Волчок – очень злая до ласки собака.

В другом конце зарослей, точнее, улицы Первомайской, напротив колодца стоит дом Найманов-старших – Марии и Якова. Хозяйка с грустью вспоминает, что из Целинограда решились уехать только ради детей: "Мы родились и много лет прожили в Казахстане. Я долго проработала в сберкассе. Вроде все говорили на русском, а как началась перестройка – все приходят и говорят с тобой только на казахском языке. "Все, вы теперь живете в Казахстане и должны говорить только на казахском". Как будто за полгода все изменилось. Детей начали унижать. Мы за них переживали, думали, как бы им ничего не сделали. У нас три сына: один здесь, другой в Петровске, третий в Саратове живет".

Пенсионерка говорит, что муж сначала работал водителем в совхозе, но вскоре зарплату ему стали выдавать раз в год, а потом и вовсе перестали платить. Выживали только за счет своего хозяйства. Сегодня уезжать из Богатыревки Найманы-старшие даже не думают.

Курарарь, борзые и пчелы  

В деревянном домишке вставлены пластиковые окна, на крыше спутниковая тарелка, у дороги припаркован мотоцикл. Первое впечатление – здесь обитают явно зажиточные богатыревцы. К тому же в тесном загоне сидят две борзые собаки. Переплелись, как два хорька, греются друг от друга и просовывают длинные мордочки в щель покореженной дверки сарая. Хозяином оказался 37-летний молдаванин Иван Курарарь по кличке Душман. За свою жизнь Душман никогда не работал. В 1994-м воевал в Чечне, после сидел за воровство. По его словам, сейчас живет тем, что разводит кроликов (мы их, правда, не заметили) и "занимается браконьерством" – охотится на уток и зайцев. Подумывает разводить борзых. 

"Перебиваюсь, хотя ваше государство мне должно по жизни. Я к этому государству не отношусь, я вне закона, – философствует Иван. – Без трудовой книжки на работу не берут. И платят тут немного. Вон коноплянику платят 600 рублей в день, в месяц получается 18 тысяч. Утром светает – на работу, вечером темнеет – с работы. Если бы я был женат, меня бы жена через неделю выгнала! Да, я не женат. Но, знаете, жизнь теряет всякий смысл, если жить ради того, чтобы только работать. Я вот у мужиков спрашиваю, а зачем вы работаете? Когда вы эти деньги тратите? Один говорит: я прихожу и жене деньги отдаю, вот и все. Ему, может быть, проще".

Душман худощавый, темноволосый, со щетиной, на левой руке вытатуирован черный дракон, на пальцах правой руки выбиты перстни. Фотографироваться и давать интервью он отказывается, так как "среди воров только один Саша Север их раздает журналистам".

Хотя о себе кое-что все-таки рассказал: "Когда поступили в армию, нам дали тесты. И тем, кто их прошел, выдали бумагу. Мы подписались, что готовы к выполнению боевых задач, к уничтожению террористов на территории Российской Федерации и за рубежом. Когда же началась война в Чечне, всем предлагали идти добровольцами, но таких мало нашлось. Тогда нам показали ту бумагу. Вот так брали "добровольцев". В Чечню заехали 31 декабря 1994 года, а в середине января наш отряд разбили, мало что от него осталось. Затем нас вывезли на постоянное место дислокации в Северск, в Томскую область, укомплектовали и опять отправили на войну. Во второй раз нас уже самих туда тянуло, мы ехали мстить за погибших товарищей. Вообще, знаете, есть такой синдром, не знаю, как в психологии объясняется, но тот, кто убил однажды, ему обязательно это захочется повторить. Я был в группе специального назначения, девятый отряд. В декабре 1996-го уехал из Чечни, без войны там стало неинтересно".

Курарарь вернулся к матери в Богатыревку, но с восемью классами образования его никуда не брали. Попытался устроиться в Петровский отдел милиции: "Думал, туда меня возьмут. А они говорят: "Нет, мы как-то одного из Чечни взяли. Он тормознул машину, а она не остановилась, и он ее расшмалял. Нам такие идиоты не нужны". В оконцовке я ушел к ворам. Через восемь месяцев меня посадили. Когда началась вторая чеченская, в военкомате сказали, что с судимостями в Чечню брать нельзя. А у меня судимостей как у дурака махорки".

Неподалеку от Лидии и Виталия в деревне живет брат Ивана Василий Курарарь. Как и другие здешние мужчины, он немногословен: "Я на тракторе работал, а сейчас просто подсобное хозяйство держим с женой. Сыновья уехали учиться в Вольск. Один на бухгалтера поступил, другой на программиста, что ли. Фиг его знает, на кого они там учатся, им деньги только надо". 

А вот Вячеслав Туркевич считается в Богатыревке мелким фермером. Он с семьей живет в Петровске, на лето приезжает в деревню. Здесь занимается разведением уток, гусей и кур, которых у него насчитывается тысяча голов. Плюс пасека, около восьмидесяти семей пчел. Живет в доме родителей жены. Вместе с Любой они оформили на себя и соседний домик родственников, уехавших в Волгоградскую область. Дома стоят на холме, а в низине три года назад Туркевичи сделали пруд для птицы.

"Здесь в районе бардак, – сетует пенсионер Туркевич. – Взял один пруд, потом второй, а они аренду сельхозземли в 33 раза прибавили! Было 0,3%, а сделали 10%. Сейчас сужусь, но весь Петровский район повязан. И прокуратура, и суд – с ними судиться бесполезно. Сейчас в Саратов подал. Хотя я два года назад за свой счет проложил трубу, чтобы вода через нее уходила, а не разливалась из пруда и не топила дорогу".

Долго разговаривать Вячеслав не смог, нужно пасекой заниматься. Вот он вынимает одну из рам – пчелы всю ее облепили, жужжат, работают.          

Элитная колбаса

"А у нас Сосновоборское разве не вымирающее село? За нами еще закреплены деревни Богатыревка и Абодим – 610 человек. Но на самом деле народу только половина живет, и в Сосновоборском вместо шестисот всего триста человек осталось. Поговаривают, что нашу школу закроют. Если это произойдет, то закроются и культурные учреждения. Все молодые уедут. У меня соседка, акушерка, говорит: раньше у нее было 700 женщин детородного возраста, всего в наших населенных пунктах жили 1800 человек. Вскоре превратимся мы в дачный поселок. У нас уже работы нет, все едут кто на север, кто на юг, страна у нас большая", – рассуждает главный специалист администрации села Сосновоборское Наталья Никишина. 

Когда-то эти места славились лошадьми. Здесь располагалось имение Устиновых, в которое входили села Григорьевское и Сосновоборское (хутор Богатыревский и Клинковский с Абодимом присоединили после революции). Разведением лошадей занимался еще Василий Устинов – сын дипломата, члена совета Министерства иностранных дел, тайного советника Михаила Михайловича Устинова. А первые конюшни построил еще в 1769 году их отец и дед, саратовский винный откупщик Михаил Андрианович Устинов.

Историк-краевед из Сосновоборской школы Ольга Денисова имена Устиновых не путает. По ее словам, тренерская конюшня сохранилась практически в идеальном состоянии, ничего не изменилось, когда на этой территории в советские годы размещался конный завод. Лишь в 2004-м выгорела одна из секций со стойлами.

"В советские годы здесь выращивали две породы лошадей – орловских рысаков и донских, – рассказывает Ольга Денисова. – Они были нужны для армии, потом после войны их выращивали для спортивных забегов. Наши кони побеждали даже в знаменитых московских соревнованиях, слава о конном заводе большая была, директор Николай Алексеевич Михалев сделал все для того, чтобы предприятие звучало. До перестройки на заводе работало семьсот человек! В то время к нам на конезавод приезжали делегации из Монголии, Чехословакии, перенимали опыт".

В течение полувека на заводе только орловских рысаков содержалось до четырех с половиной тысяч. Из четырех отделений конезавода одно размещалось как раз в Богатыревке. Но потом предприятие перешло в частные руки, появились долги. К 2000 году лошадей осталось всего 280, из них 182 орловских рысака, немного тяжеловозов. А где-то в 2005-м оставшиеся элитные лошади пошли на элитную колбасу.

"Тут много было и коров, и овец, и лошадей, тысячи голов, – добавляет Наталья Никишина. – Но к началу двухтысячных и в Богатыревке скотины не осталось, и в Григорьевке ничего уже не было".

В поле между Богатыревкой и Сосновоборском пасутся две лошади. За травой и деревьями исчезают крыши домов.

Подпишитесь на наши каналы в Telegram и Яндекс.Дзен: заходите - будет интересно